цветок

Любой цветок, как и, наверное, каждый человек, имеет две (как минимум) жизни: внешнюю, созданную скорее для других, чтобы никто не догадался, что есть внутренняя - вторая, сокровенная, о которой никто никогда не узнает, потому, что сам до конца не познал ее, и, чтобы никто не испачкал этой жизни, сам никогда не раскроет никому и ни при каких обстоятельствах.
Когда зацветает одинокий цветок, то, кажется, что счастливее создания не встретишь во вселенной, столько в нем сияющей красоты и доброй ауры, а аромата, который тугими волнами распространяется кругом. Все рады такому событию: и солнышко, что напрасно не ласкало его золотистыми теплыми лучами, и небо, что аккуратными капельками дарило живительной влаги, и звезды, что холодными поцелуями не давали бутону раньше времени раскрыться, и ветерок, что с упоением разносил медовый аромат. А о радости всех кузнечиков, пчелок, птиц и писать-то нечего, ибо счастье их было безграничным, неподдающимся никаким эмоциям. Хорошим для всех было это время, потому что цветок не замкнулся в себе, он с благодарностью принимал каждого: пчелкам дарил душистый нектар, кузнечикам предоставлял приют на ночь в бархатистых лепестках, из которых всю ночь лилась потом сладкая музыка, ветерку дарил кислород, любовно перерабатывая солнечные поцелую, звездам дарил их собственное отражение в бриллиантиках прохладной росы, но главное, он подарил птицам свой нежный образ любви, о котором мы часто слышим каждую весну и лето, вспомните эти трели. Все было прекрасно в цветке, да и он сам стремился покрыться лоском вежливости и предупредительности, чтобы ни кто никогда не догадался, как ему было одиноко на душе. А откуда взялась тоска эта, из каких глубин его чистой души – он и сам не знал и пока рос и цвел пытался найти ответ на это.
- А ты ведь, верно, грустишь? – обратился однажды ночью к цветку изумрудный кузнечик, решивший переночевать на крупных лепестках бутона. – Сейчас не холодно, а на тебе роса, - откуда, точно слезы!
- Я…- честно признаться, цветок не ожидал такого поворота событий, так как всеми силами скрывал грусть и не видел ни какой необходимости доверять об этом другому, потому и не нашелся, что сразу ответить.
- Твоя грусть по прошлому, о том чего уже никогда не вернешь. Ты тонкая натура, а потому память заполнил драгоценными, по-доброму сладкими воспоминаниями о том, как ты еще только был нежным молодым побегом, радуясь быстрому росту и желанием превратиться в бутон. Ты помнишь первый солнечный поцелуй на еще мягких лепестках, отчего было, больно и сладко. Ты даже запомнил мохнатое прикосновение первой медовой пчелки, решившей отведать твоего нектара, и с какой надеждой ждал на следующий день ее прилета. Ты не забыл щекочущего аромата дикой лиловой лаванды, что отцвела за одну неделю, из-за этого ты вдруг осознал, что и сам скоротечен, что к началу осени от тебя останется лишь серый, ничем не приметный стебелек. И от этого тебе и плохо, и тяжело, но главное – щемящее грустно, что не вернуть ничего никогда назад. А еще… - хотел было продолжать мудрый кузнечик.
- Замолчи! - вскрикнул, обидевшись цветок. – Не продолжай, не надо.
И отвернулся, чтобы даже звезды не видели нахлынувшие нектаровые слезы. Кому ж приятно знать, что иногда чужие прикасаются к тому, что хочется по глубже спрятать. Куда страшнее невозвратимость прошлого, об этом знают все, но каждый переносит это по-особенному. Воспоминаниями жить нельзя, а без памяти нет жизни.

Скраблевич Алексей (Culex) © 2008